...Впрочем, сущности уже подтягиваются и , похоже, дальнейшие реминисценции неизбежны. А теперь - СЕНТЕНЦИЯ. Милен Фармер... Странный кафкианский кентавр, девочка-мальчик или просто гермафродит, "бог" - бог-созерцатель, бог-жертва, главный фетиш противоестественного паноптикума "paix atomique"- "Agnus Dei" на земле (впрочем, возможен инцест или педофилия, эти маленькие радости буржуа), Грегор Замза-многоножка, Мистер К., Гелиогабал и Кандинский, танцующие сиртаки с Малевичем, мочащимся на свой "Чёрный квадрат" в приступе исступлённого пессимизма или попросту delirium tremens... Попс... Попс, попс... Нет, пожалуй, всё-таки пупс, и у этого пупса, инфантильного пупса климактерического периода уже начинает формироваться мировоззрение старой тётушки-эксгибиционистки из романов Марселя Пруста. Тётушка уснула за чашкой чая в тени дырявого зонтика. Desenchatee... Разочарование - "кто протянет руку?"... Да никто, скорее они протянут ноги, прыгнув с какого-нибудь Notre Damme de Paris, L'eglise Saint-Eustache или клоаки поближе, прихватив с собой Квазимодо, гаргулью или давно не стиранные штаны турецкого рабочего. Такие смерти неважны даже статистически. Между тем где-то невдалеке кипит жизнь, странное рагу из людей и хрящей. Вот солдаты-славяне (богатыри, красавцы!) врываются в Берлин, ручки шариковые ломают; хладнокровные эсэсовцы, обороняющие рейхстаг, расстреляв все патроны (в еврея-коммивояжёра) бросаются в лестничные пролёты, да так ловко, что даже пленных взять не удаётся; во дворе в железной бочке догорает чей-то труп... Егоров и Кантария карабкаются на крышу рейхстага, где уже давно сидит, обхватив руками колени, Гитлер в старых туфлях... (Хм. Лирическое отступление. С залитого майским солнцем купола рейхстага открывается прекрасный вид на задворки Империи. Взор Егорова и Кантария привлекает сценка, разыгрывающаяся у мрачного серого барака. Там Робеспьер и Беранже грязно насилуют небритую француженку, дочь председателя колхоза Сансона, томиком Библии. При более тщательном рассмотрении томик Библии оказывается книгой Ремарка "Возлюби ближнего своего". Мамзель орёт, как больной триппером над писуаром, но ветер относит её слова куда-то в пойму Одера, удаётся разобрать лишь "Deshabillez-moi!". И действительно, негодяи не раздели её. На их мрачных небритых лицах озлобленность - накануне трагически скончался их приятель, друг народа Марат - уронил в ванну радиоприёмник. По иронии судьбы в момент его гибели транслировали "XXL"; "on a besoin d'amoir", алгебраическое решение уравнения пятой степени. Крик француженки внезапно переходит в звуки явно животного происхождения, "The Farmer's conclusion". Мычат коровы, хрюкают свинки - значит, будет урожай колбасы. Невдалеке назойливо прогуливается старик Мольер с кодексом Наполеона в руках и видом человека, которого весь этот вертеп совершенно не интересует; но сопля, свисающая из его волосатой ноздри как маятник Фуко, выдаёт его. Рыжая француженка странным образом похожа на обладателя старых туфель, возможно, это её второе "Я", как утверждает старик Фрейд, аккуратно вдыхая кокаин с маленького зеркальца. Вся эта история, конечно, вряд ли войдёт в "Анналы" Тацита, но может заинтересовать Пикуля.) ...Итак, на куполе рейхстага... Миазмы и "Pourvu qu'elles soient douces ". Шансоньетка предлагает солдатам "купить себе немного Христа" и убить её со скидкой в 30%. Её conception du monde - мироощущение инвалида, сидящего в кресле-каталке на стадионе и злобно шипящего на атлетов: "Не то!Не так!", эдакого импотента Раскольникова без топора и , возможно, без рук... Не важно, какое у неё имя - Милен Фармер, Кафка, Эрих Мария Ремарк, либерал, люмпен или опарыш - "Comme j'ai mal" будет звучать до тех пор, пока весь ансамбль не окажется в Майданеке, Треблинке или на местной мясоперерабатывающей фабрике в качестве источника белка pour l'Autre, для которого нибелунги уже начали ковать колючую проволоку из металла, неизвестного таблице Менделеева, оставаясь (впрочем, как и всегда) незамеченными. Суетливый, замкнутый на себе citoyen никогда ничего не замечает, пока не просыпается в холодном поту под пристальным оценивающим взором одноглазого Кникебайна. В свете последних событий (о! как всегда, всё осталось незамеченным, ха-ха!) возможно также возвращение трупа лорда Байрона на баррикады (как убеждают нас бесстрашные ревизионисты) - в таком случае эта деталь в стиле "ампир" украсит скромный быт доктора Менгеле, который (и в этом не может быть сомнений) в очередной раз удивит нас всех своей необычной медициной. Сиамский близнец "Милен Фармер - мальчик-цыган" вполне вероятен, если не подведут резекционные швы. Ох уж эти нитки из жил христианских младенцев, столь популярные в слезливых бидон-виллях близ Ершалаима две тысячи лет назад... Можно ли надеяться, что в этот раз они будут "Sans Contrefacon"?
