ПЕРВЫЕ
ПРИЗНАКИ
Образ лейтенанта Шмидта — с фигурой Дон-Кихота и горящим взглядом
революционного пророка —
старательно создавался большевистской пропагандой в литературе и кинематографе.
Петра Петровича умело показывали тонким, чутким человеком, лишённым семейного
счастья, завязавшего со случайной попутчицей в поезде трогательный роман в
письмах. Некоторые историки писали, будто бы жена отставного лейтенанта чуть ли
не доносила о его революционных настроениях в охранку. Но документов,
подтверждающих эти измышления, обнаружено не было. Наоборот, Доминика
Гавриловна Шмидт как верная собака служила своему странному мужу, кочевала за
ним по всей необъятной империи, терпела холод и неустроенность быта, родила ему
сына Евгения, лечила больного мужа и только под давлением обстоятельств,
созданных самим психически нездоровым Шмидтом, ушла от него. Лишённый
«семейного тепла и уюта революционный лейтенант» так вёл себя во время
припадков, что напугал сына, сделав ребёнка больным.
Не понимая и не разделяя
истерично-революционных взглядов мужа, Доминика Гавриловна после ареста Шмидта
кинулась самоотверженно защищать его, старалась поднять общественность и спасти
Петру жизнь. Не её беда, что сделать это не удалось, — Шмидт сам более не хотел жить и был даже рад
покончить со всем, громко хлопнув дверью…
Как вспоминала Д. Г. Шмидт, её муж давно обнаруживал признаки
психического расстройства, которые до определённого времени не особенно
бросались в глаза окружающим и даже сослуживцам. Но она, постоянно видевшая его
в домашней обстановке, заметила их раньше всех.
В начале 80-х годов XIX века мичман Пётр Шмидт служил на
Черноморском флоте. В один из дней он вдруг явился без вызова к командующему и
стал нести перед адмиралом полную ахинею, явно пытаясь что-то доказать. Попытки
понять речь мичмана ни к чему не привели. На счастье Петра Шмидта, командующим
флотом в те годы был интеллигентный и очень воспитанный адмирал Кумани — он не стал давать официальный ход этому
крайне неприятному для офицерского корпуса флота делу, а распорядился вывести
неожиданного визитёра из кабинета и со всеми необходимыми предосторожностями
доставить в севастопольский военный госпиталь.
— Жара, господа, — многозначительно сказал адмирал штабным офицерам. — Она весьма пагубно влияет на здоровье
господ офицеров.
Служащие штаба прекрасно поняли
адмирала, и никаких грязных сплетен или слухов о мичмане Шмидте по Севастополю
не поползло. А ведь город тогда был совсем невелик.
На флоте всегда служили прекрасные
корабельные врачи, и в военных госпиталях также служили люди, не зря дававшие
клятву Гиппократа. Две недели мичмана Шмидта обследовали и по выписке из
госпиталя, где его привели более или менее в норму, Пётр Петрович получил
двухмесячный отпуск по болезни. Врачи считали, что ему необходимо поправить
пошатнувшееся здоровье. В первую очередь — психическое. Преданная жена поскорее увезла
больного мичмана подальше от Севастополя, знакомых и начальства в Москву, где
поместила мужа в известную и модную психиатрическую клинику Савей-Могилевича.
Не стоит верить советской пропаганде, что семейство Шмидтов постоянно
бедствовало. В одном из частных писем Шмидт писал, что взял в государственном
банке со своего счёта двенадцать тысяч рублей и отдал их жене. Двенадцать тысяч
в последней четверти XIX века
составляли очень приличную сумму. Дойная, хорошей породы корова стоила менее
десяти рублей!
Видимо, дела с психическим
состоянием господина мичмана обстояли не самым блестящим образом, поскольку,
выписавшись из клиники, Пётр Шмидт отравил прошение государю императору
Александру III об
отставке.
В те времена офицеры были более
свободны, чем при советской власти, очень жёстко регламентировавшей прохождение
службы и, при увольнении в запас до положенного срока, фактически оставлявшей
офицера без средств к существованию. Мичман Пётр Шмидт получил отставку:
просьбу государь император удовлетворил 24 июня 1889 года.
КРАСНЫЙ ФЛАГ
НАД КРЕЙСЕРОМ «ОЧАКОВ»
Уволенный со службы по болезни
бывший мичман не мог найти себе дела по душе и постоянно возвращался к теме
службы на флоте. Наконец, Шмидт решается пройти освидетельствование
военно-врачебной комиссией. Специалисты в области психиатрии не раз отмечали,
что многие психические расстройства носят как бы циклический характер: случается,
болезнь временно отступает и человек достаточно долго ведёт себя вполне
нормально. Зато потом болезнь резко усиливает натиск. Скорее всего, военные
врачи обследовали Шмидта в период так называемой ремиссии, когда болезнь
временно отступила, —
иначе его не могли признать годным к дальнейшему прохождению службы. Бывший, а
теперь уже вновь состоящий на службе мичман получил назначение в Сибирский
экипаж на эскадру Тихоокеанского флота. Жена с пятилетним сыном отправились в
долгое путешествие следом за мужем и отцом.
На Тихоокеанской эскадре мичман
Шмидт получил назначение на мореходную канонерскую лодку «Бобр», которой в то
время командовал капитан второго ранга Михаил Павлович Молас. Императорский
русский флот имел заграничные базы вроде Порт-Артура и так называемые
стационары, где постоянно могли стоять русские военные суда. Такими
стационарами для канлодки «Бобр» являлись Шанхай в Китае и Нагасаки в Японии.
Естественно, семьи офицеров тоже жили за границей и вкушали все прелести
азиатского комфорта и экзотики.
Всё вновь стало катиться под
откос в Японии, в Нагасаки, когда жена Шмидта потребовала от хозяина квартиры
Катаоки выполнения всех пунктов контракта по найму площади, а тот ответил ей
грубостью. Шмидт страшно возмутился, потребовал от японца извинений, но тот
отказался. Тогда Шмидт отправился к российскому консулу Костылеву и пригрозил:
если японца примерно не накажут, он убьёт его прямо на улице или поймает и
прикажет матросам выпороть.
— Помилуйте, голубчик, — пытался успокоить Шмидта консул. — Мы и так делаем всё возможное.
— А я не могу ждать! — отрезал Шмидт.
Офицер устроил скандал, что ещё
больше напугало дипломата и вынудило обратиться к командиру корабля «Бобр». М. П. Молас не имел права скрывать подобную информацию и
был вынужден по уставу поставить в известность походный штаб эскадры,
размещавшийся на флагманском корабле «Память Азова». В штабе не остались
равнодушными к угрозам русского морского офицера в отношении иностранного
подданного — убийство
или самосуд сильно пахли серьёзным дипломатическим скандалом! И тут кто-то из
бывших сослуживцев Шмидта по Черноморскому флоту вспомнил: скандальный мичман
уже лечился от сильнейшей неврастении.
— Сейчас 1896 год, — прикинул командующий эскадрой. — В отставку мичмана Шмидта уволили в 1889
году. Семь лет прошло! Будет не лишним, если его вновь освидетельствуют судовые
врачи.
Консилиум собрался у флагманского
врача, статского советника В. Смецкого. По рекомендации консилиума и просьбе врача канонерской лодки
«Бобр» Н. П. Солухи командование приняло решение о
госпитализации Шмидта, уже получившего чин лейтенанта: болезнь не ушла, а
продолжала прогрессировать. Отношение к лейтенанту Шмидту в целом оставалось со
стороны командования и офицеров вполне благожелательным. Лейтенанта не
третировали, из рядов офицерского морского корпуса не изгоняли. Никто не
устраивал судов офицерской чести и не предлагал Шмидту подать в отставку.
Будущий «революционный герой» имел выбор: остаться служить на Тихом океане,
перевестись на другой корабль, вернуться в Кронштадт или подать в отставку. Он
сам выбрал последнее.
Ещё в Японии Пётр Петрович узнал,
что русскому торговому флоту требуются помощники капитанов на приходящие в
Японию и Китай суда. Уволившись в отставку, Шмидт стал помощником капитана
парохода «Кострома». Затем он перешёл служить на пароход «Диана», который
потерпел катастрофу.
Оставшись без присмотра военных
медиков и не находясь в рамках военной дисциплины, Пётр Шмидт более не лечился
и не обследовался. Возможно, останься он на флоте и продолжай регулярно
лечиться в военных госпиталях, никакой трагедии не случилось бы. Но…
Позднее произошёл разрыв с женой.
Причиной была всё та же психическая болезнь — увлечённость революционными идеями на уровне
маниакальности. Доминика Гавриловна этого не понимала: она не желала жертвовать
семейным счастьем, мужем и ребёнком ради непонятных идей. О том, что совершил
муж, что ему грозит смертная казнь, несчастная женщина узнала, находясь в
Санкт-Петербурге. В конце декабря 1905 года она принесла в газету «Новое время»
письмо, в котором рассказала о психическом заболевании мужа. Письмо было
опубликовано 3 января 1906 года. Вся прогрессивная общественность
всколыхнулась. Однако сам Шмидт, находившийся в казематах Очаковской крепости,
официально отказался от жены и отказался признать себя психически больным. Он
даже категорически отказывался проходить медицинскую экспертизу, прекрасно
зная, каким будет её заключение. Тогда весь ореол революционного героя и
мученика немедленно исчезал, и оставался только измученный психической болезнью
человек.
6 марта 1906 года бывший
лейтенант флота Пётр Шмидт был казнён. Его расстреляли. Как бывшего офицера и
военного преступника. После октября 1917 года, когда срочно понадобились
«красные святые», имя Шмидта подошло как нельзя лучше во всех отношениях. Вот
только психика немного подкачала. Большевики решили вопрос просто: о
психическом заболевании умолчали, а потом это стало тайной на долгие
десятилетия…
Источник: http://www.plam.ru/hist/100_velikih_tain_rossii_xx_veka/p4.php |