Кабинет Эйнштейна; комната,
меблированная самодельными полками, на столе компьютер с торчащей из
пропиленной стенки материнской платой; на
стене прибит черный флаг с черепом и костями, на котором развешано
оружие и значки с медалями; в углу холодильник «Дон» полностью забитый
зажигалками, возле двери шкаф уставленный банками с бертолетовой солью,
углем, амонийной селитрой, серой и десятилитровыми бутылями со спиртом
и хлороформом.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Проститутка Эшли и Парикмахер-цыган (стучат в дверь кабинета)
Парикмахер-цыган. Абрам Альбертыч, побриться не желаете?
Эйнштейн. Войдите, а кто это с тобой?
Парикмахер-цыган. Да это Эшли!
Эйнштейн. А—аа, вспомнил, усаживает Эшли на колени. (Парикмахеру) а ты
иди, иди, потом придешь мне бороду побрить и пизду красавице
подравняешь, а сейчас мне некогда! Эшли. Ерзает на коленях у Эйнштейна.
Вы не можете хватать меня за сиськи, Вы еще не заплатили!
Эйнштейн. Да заплачу я, ну поверь мне, я сейчас обкончаюсь.
Эшли. Нет, гоните двадцатку или я пойду.
Эйнштейн. Ну я сейчас на бензоколонку смотаю, сниму деньги из автомата и куплю заодно гандонов!
Эшли. Хорошо, встретимся через полчаса.
Прасковья и Эшли стучат в дверь кабинета.
Эйнштейн. Что такое, у меня только двадцатка, а Вы сразу вдвоем.
Эшли. Да не вдвоем мы, Вы с Прасковьей перепихнетесь, ей деньги нужны, а у меня сегодня менструация.
Эйнштейн. Я не хочу с Прасковьей, я хочу с Вами!
Эшли. Я сказала, у меня менструация, трахайте Прасковью.
Эйнштейн. Ну тогда обе пошли в жопу, я за двадцатку и сам себе подрочу, а Прасковью трахать не буду.
Проститутка Эшли. Ну и скупердяй же Вы Абрам Альбертович!
Эйнштейн. Я скупердяй? Да Вы за двадцатку хоть бы в рот взяли, если Вам так нездоровится.
Входят Ирина Моисеевна и Вера Николаевна.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Каренина-Арти и Вера Николаевна.
Вера Николаевна. Ах, мама,
посмотрите, какой у него тут бардак. Постоянно проститутки шастают,
везде бертолетова соль рассыпана, везде дырки в стенах от его опытов.
Ирина Моисеевна. Я так и ожидала от него, когда в первый раз увидела 25 лет назад, не пара ты ему.
Вера Николаевна. Да, маменька, дети уже взрослые, выйду я замуж за Г-на
Вронского, он настоящий эстет, ездит на голубеньком траке, сам
крестиком вышивает, все простыночки себе выстирал, края подшил,
цветочки вышил на них, а по краям кружавчиками крючком обвязал.
Ирина Моисеевна. Вот такого мужа я для тебя всегда и желала.
Вера Николаевна. Да, маменька, а давеча, когда я обкакалась, он мне сам
трусишки выстирал, положил их на батарею сушить и смотрел на меня
такими добрыми глазами, я вся в умиленьи была.
Ирина Моисеевна. Такую любовь ценить нужно, это не то что твой вечно
пьяный Эйнштейн, небось все двадцать пять лет так и проходила
обосранная?
Вера Николаевна. Ах, ах! Маменька, вы меня конфузите!
Ирина Моисеевна. Да ты посмотри, что эти отморозки с Вронским творят! Как это остановить?
Вера Николаевна. Да ведь он не глуп, как же он не видит этого!
Ирина Моисеевна. Он доверчивый такой, вытащили его из под стола, он и
рад; думает, что друзья они ему. Смотри, за каждую затяжку заствляют
его садиться задницей на горлышко от бутылки. Сами-то только вид
делают, что обкуренные, а он бедолага все очко себе в кровь стер.
Вера Николаевна. Ах! Я боюсь, всего боюсь. Зачем они это делают?
Наверное хотят меня опозорить и на хоряк поставить, обкуренную.
Ирина Моисеевна. Да они просто ебаться хотят.
Вера Николаевна. Да ведь они меня терзают-то!
Ирина Моисеевна. А кому важно, что ты терзаешься. Вот, выебут тебя всем
скопом, да еще и удовольствие тебе доставят, а уж терзание это твоя
головная боль.
Вера Николаевна. А что же Эйнштейн, так за меня и не заступится?
Ирина Моисеевна. Да ты ведь сама с ним почти в разводе, да и предала ты
его, ушла к сантехнику Вронскому. Насколько я знаю Эйнштейна – черствый
он человек и пальцем не пошевелит, и не посмотрит даже в ту сторону.
Входит Прасковья.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Обкуренный негр, Вронский, Шаолиньский монах, Мозас и Эйнштейн.
Входит Обкуренный негр с ящиком Марихуаны
Мозас (взглянув на ящик). Что это у вас такое?
Обкуренный негр. Бля, ну не видишь, немного анаши нарыл.
Монах. Пилят, сисяс оттопиримся.
Эйнштейн. Господа, а по какому поводу банкет?
Обкуренный негр. Так вот для тебя стараюсь, по случаю твоего развода.
Эйнштейн. В таком случае Господа забиваем по косячку и начинаем оттопыриваться.
Все деловито забивают косяки и курят.
Эйнштейн. А говорят китайцы в космос полетели.
Мозас. Да, да, теперь им австрийцы
спасибо не скажут.
Вронский. Да у них оборудование никуда не годное.
Монах. Пасиму оно негодное? Вот этот письтолет, например, достает член, может до беспамятства удовлетворить любую женщину.
Вронский (внимательно рассматривает). Этот пистолет? А Вы не пробовали
им удовлетворить Веру Николаевну? Сколько людей её не ебали, она
никогда кончить не может. Монах. Бьюсь об заклад, что она рыдать будет
от счастья. Ставим на кон Вашу жопу Г-н Вронский, если я выиграю, то
порву Вам очко на Британский флаг.
Вронский. Не бойтесь! Я не проиграю.
Монах. Господа, предлагаю устроить конкурс. Мы все по-очереди будем
ебать Веру Николаевну и выявим среди нас наиболее умелого, то есть
того, от кого она кончит. Вронский. А если Вы проиграете.
Монах. Господа, если я проиграю, я делю на Вас всех свои опиумные плантации и подписываю дарственные.
Эйнштейн. Господа, может еще закурим?
Обкуренный негр. Да ты забивай косяк, не стесняйся, здесь на всех хватит!
Эйнштейн. Да это небось укроп? Очень похоже.
Обкуренный негр. Какой, нахуй укроп я для приятелей наилучшей Манчжурской конопли раздобыл.
Эйнштейн. Ну ладно, уговорил.
Мозас. Эх, хорошая травка! Такую траву надо курить на природе, в хорошем местоположении.
Обкуренный негр. Да почему же?
Мозас. А потому, что если её закурить в порядочном доме, так,
начнет палеными тряпками вонять.
Обкуренный негр. Какой Вы оригинал! А, господа, каков оригинал! А где
ты видел чтобы трава палеными тряпками не воняла?(Громко.) А где наши
дамы? (Еще громче). Где дамы?
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Ирина Моисеевна, Вера Николаевна и Прасковья (проездом из Нью-Орлеана).
Прасковья. А Вы знаете? Эйнштейн оказывается такой хам!
Ирина Моисеевна. Вестимо дело, а что случилось?.
Прасковья. А он меня давеча трахать отказался, а я всего за двадцатку согласная была!
Ирина Моисеевна. И не говорите, вот Верочка наша подружилась с Г-ном
Вронским, так этот поганец приревновал и отрекся от нее, и обратился к
адвокату.
Вера Николаевна. Я даже не отказывалась с ним дружить и давать ему бесплатно согласна была, так он уперся и нивкакую.
Прасковья. Вот, вот, а давеча заупрямился – небуду трахать и все, за двадцатку, говорит, сам себе дрочить буду.
Ирина Моисеевнаю Бог ему судья, голубушка, не принимайте близко к
сердцу. Мы женщины народ чувствительный – всегда переживаем, а ему хоть
кол на голове теши. Вера Николаевна. А чем заняты мужчины?
Ирина Моисеевна. Они там сидят, курят, разговаривают. Что-то тихо сегодня, не к добру это (крестится).
Прасковья. А тряпки-то зачем жгут? Запах ведь невыносимый! Ну, покурили
и вставали бы; чего еще дожидаются? Их на обед позвали, а они не едят
ничего, сидят, как в рот воды набрали и только курят беспрерывно.
Вера Николаевна (Ирине Моисеевне). Бежала бы я отсюда, куда глаза глядят.
Ирина Моисеевна. Невозможно, к несчастью.
Вера Николаевна. Почему?
Ирина Моисеевна. Да потому что они нас из под земли достанут, одним
словом – Мафия. А казались приличными людьми, представлялись друзьями
Г-на Вронского!
Вера Николаевна, Ирина Моисеевна и Прасковья уходят.
Из двери выходят Адвокат Билли, Мозас, Обкуренный негр, Монах.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Адвокат Билли, Мозас, Обкуренный негр, Монах.
Адвокат Билли. Я, господа, в Восточно-Европейский клуб обедать поеду, я
не ел ничего, в животе урчит, как будто лягушек наглотался.
Мозас. Подождите, Билли, я тоже хотел на клуб посмотреть!
Адвокат Билли. Со мной в первый раз в жизни такой случай. Подают
заявление на развод, а потом тянут, сомневаются, харчами перебирают.
Обкуренный негр. А кто такие? Что за хрень?
Адвокат Билли. Вот про Эйнштейна ничего плохого сказать не могу, платит
всегда исправно, заинтересован и порядочен. А его жена и матушка её,
такие пробляди, прости Господи, и так и сяк мозги ебут, всё понять не
могут, кого они больше любят, Вронского или Эйнштейна.
Мозас. Ну, Эйнштейна я давно знаю, он всегда был порядочным пассажиром,
а вот эти две блядищи – известные паскуды их даже в Москве знают и
плюются во след, здесь вот пидроши теперь осели и ошиваются, сраной
метлой не выгонишь.
Адвокат Билли. А что мне с разводом делать? Это две пробляди всех за
нос водят, и меня, и Эйнштейна, а мне это дело закрыть нужно!!!
Обкуренный негр. Не ссы, Билли, закрывай это дело на хуй, а с этими
блядями мы разберемся, есть некоторые идеи на этот счет.
Входит Эйнштейн.
Эйнштейн (падая на диван). Батюшки, помогите! Ну, бляди, я охуеваю, будут за меня богу отвечать!
Мозас. Ты что, опять пива нахуярился, что ли?
Эйнштейн. Да, ну, нахуй! Я тащусь от своего нового изобретения –
немного бертолетовой соли, аммонийной селитры, серы, пару тампонов
«Тампекс», ка-а-к ебанет-т, что и в ГРУ не снилось! Это вам не
аллюминиевая пудра с углём!
Адвокат Билли. Ты, бля доиграешься с этим «углем», тебя накроют, как
террориста. Эйнштейн. Да захотят и без «угля» накроют, им ведь про
террористов всё известно, они сами их и финансируют, а накрыть любого
можно, хоть за простую пудру из туалетной комнаты. Кстати, а она тоже
не плохо работает, если правильно соотношение подобрать. Адвокат Билли.
Ну-с, ты разводиться собирался, не так-ли?
Эйнштейн. Да это стопудова, достали меня эти бляди.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Обкуренный негр, Шаолиньский монах, Мозас, Вронский, Эйнштейн и Проститутка Эшли.
Проститутка Эшли. Г-н Эйнштейн, мне очень нужны 20 баксов, вот , возьмите – это матушкино кольцо, я им сильно дорожу!
Эйнштейн. Господа, Эшли просит 20 баксов, кто желает
облагодетельствовать сударыню, лично я пас, у нее менструация постоянно.
Обкуренный негр. А если в жопу, я согласен, но за 5 баксов только.
Вронский. Предлагаю целомудренное решение – в подмышку, за 2 доллара!
Проститутка Эшли. Подите прочь, извращенец, за 2 бакса я Вам и занюхать не дам!!
Монах. Передлагаю кинуть жрэбый, икто выиграет быдет делать все, что хочет за 20 баксов.
Мозас. Господа, неплохая идея.
Эйнштейн. Ну совесть бы поимели, я предлагаю дать ей в рот, за 25 баксов.
Проститутка Эшли. (шепчет Эйнштейну) Экий Вы соблазнитель!!
Проститутка Эшли и Эйнштейн удаляются (немая сцена)
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Кабинет Эйнштейна
Проститутка Эшли. Неужели вы действительно решили дать мне в рот? Как
не стыдно! Эйнштейн. Что вы! Я, ттолько хотел уберечь Вас от нелепых
домогательств всей этой толпы укурков. Да, извольте, я для вашего
удовольствия я угощу Вас спиртом, 100 процентнейший этанол, абсолют.
Проститутка Эшли. Грам сто сейчас пожалуй бы ебанула не закусывая!
Эйнштейн. (наливает спирт и аккуратно отмеряет мензуркой) Божественный запах, Вы не находите?
Проститутка Эшли. О, да, элексир любви и надежды!
Эйнштейн. А у меня тут гандоны «троян» завалялись, не желаете ли перепихнуться?
Проститутка Эшли. Вы такой обаятельный мужчина, что я не в силах вам отказать.
Занавес опускается, потом там что-то , какие-то неисправности, занавес случайно поднимается ....И?
Проститутка Эшли. (Вынимая хер изо рта) Занавес поднимается, срочно
меняем позицию, на благопристойную и скачем, как ни в чем ни бывало!
Эйнштейн. Ёбанные киномеханики, электрики сраные – весь кайф обломали, теперь опять по кишке постылой ездить!
Проститутка Эшли. А не выпить ли нам с вами коньячку? Коньяк есть?
Эйнштейн. Как не быть! У меня все есть. Достает с полки бутыль со спиртом.
Проститутка Эшли. Только велите стаканчиков подать, я
из горлышка не признаю.
Эйнштейн. Что ж вы прежде не сказали, что стаканы нужны? У меня их сроду не было, я всегда из горла похмелюсь.
Проститутка Эшли. Экий Вы все-таки мужлан, профессор.
Эйнштейн.А Вы прежде чем меня мужланром обзывать, извольте сначала 25 баксов отработать.
Занавес опять опускается, за занавесью слышны непонятные причмокивания и плотоядные вздохи.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Обкуренный негр, Мозас и Монах.
Мозас. (глядит в дверь кабинета). Погиб Эйнштейн, теперь Эшли у него
все мозги зерез хуй высосет, она такая энергичная, как пылесос.
Закуривают,
Обкуренный негр поет: - "Ты мой спаситель. - Я
твой спаситель! - И покровитель. - И покровитель". Как спасти Эйнштейна?.
(Поет.) "Как счастлив я! - Жертва моя!"
Из средней двери выходит Эйнштейн.
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
Эйнштейн, Вронский, Мозас и Монах.
Вронский. Эйнштейн, ты жив еще?
Эйнштейн. Да Эшли готова, дрыхнет без задних ног.
Монах. А как обещанный бардачек с Верой Николаевной?
Мозас. Сейчас все вместе поедем, подождите немного!
Монах. Хорошо. Как прикажете, так и будет.
Входит Обкуренный негр.
Обкуренный негр. Ну, Господа, готовы?
Мозас. Готовы, а нам собратся, только подпоясаться.
Обкуренный негр. Гитара с тобой?
Мозас. Да ептыть, нет проблем!
Обкуренный негр. Я хочу попросить Веру Николаевну спеть нам что-нибудь, да и поедемте на Сардис-Лейк.
Мозас. Не весела наша прогулка будет без Веры Николаевны. Вот если
бы... Дорого можно заплатить за такое удовольствие.
Монах. Если бы Вера Николаевна поехала, я бы, с радости, всех
ебцов по 100 баксов оделил.
Обкуренный негр. Представьте, господа, я и сам о том же думаю; вот как мы сошлись.
Мозас. Да есть ли возможность?
Обкуренный негр. На свете нет ничего невозможного, говорят философы.
Эйнштейн. А Вронский, господа, лишний. Потешились, и будет. Напьется и
опять хуй сосать начнет! Эта прогулка дело серьезное, и таки таких
процедур нам не надо, он нам совсем не компания. (Указывая в дверь.)
Вронский, пшел вон, скотина!
Мозас. А если увяжется как-нибудь?
Обкуренный негр. Погодите, господа, я от него отделаюсь, (В дверь.) Монах!!!
Входит Монах.
ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
Обкуренный негр, Эйнштейн, Мозас и Монах.
Монах. Что тебе?
Обкуренный негр. (тихо). Хочешь ехать в Париж?
Монах. Как в Париж, когда?
Обкуренный негр. Сегодня вечером.
Монах. А мы на Сардис-Лейк собирались.
Обкуренный негр. Как хочешь; поезжай на Сардис-Лейк, а я в Париж.
Монах. Да ведь у меня паспорта нет.
Обкуренный негр. Это уж мое дело, не ссы.
Монах. А что нужно делать?
Обкуренный негр. Иди и замочи Вронского!
Монах. Да с большим удовольсвием, эта рожа гумозная портит нам каждый вечер.
Из передней раздаются глухие удары по телу (предполрожительно человеческому).
Монах. Живучий , сука, оказался, я ему позвоночник переломал, сейчас сдохнет, паскуда сраная.
Мозас. Сейчас поедем; я тебя завезу в Восточно-Европейский клуб; там
и жди меня, отдохни, посиди в интернете. Мне нужно заехать по делам кое-куда.
Монах. А интересно бы «Мин нет» послушать.
Мозас. А еще каратист! Стыдись! Такие песни - ведь это
невежество. То ли дело Шафутика послушать или Новикова, на крайняк «Красная плесень» покатит.
Монах. Столько невежества повидал я в этом мире.
Эйнштейн. Ого, как он поговаривать начал!
Монах. Нынче образованные люди в Европу ездят или в Бразилию.
Эйнштейн. Какие же государства и какие города Европы вы осчастливить
хотите?
Монах. Конечно, Париж , Стокгольм и Лондон , я уж туда давно туда собираюсь.
Мозас. Мы с ним сегодня вечером едем.
Эйнштейн. Счастливого пути! А в Париж действительно надо
съездить. Город российской иммиграции и ностальгических воспоминаний.
Входят Ирина Мосеевна и Вера Николаевна.
ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
Ирина Мосеевна, Вера Николаевна, Мозас, Шаолиньский монах, Обкуренный негр, Эйнштейн и Прасковья (проездом из Нью-Орлеана).
Мозас (Вере Николаевне). Что же Вы нас покинули?
Вера Николаевна. Мне что-то нездоровится, наверное менструация или беременна.
Мозас. А от кого беременны, если не секрет?
Вера Николаевна. Думаю, что от Вронского, но я не уверена, меня многие
за последнее время домогались, а может быть адвокат Билли, я к нему
бумаги на развод оформлять ходила.
Мозас. Дорогая Вера Николаевна, должен Вас огорчить, Вронского больше
нет в живых, а у ребенка должен быть отец, так что подавайте на
алименты на адвоката Билли.
Вера Николаевна. Как нет, что случилось? Я за него замуж собиралась.
Мозас. А вот так, нет, умер от передозировки, вот медицинское свидетельство.
Вера Николаевна. А вы не разрешите мне осмотреть труп и попрощаться с безвременно усопшим, дорогим и любимым.
Мозас. Идите быстрее в корридор, он там, и поспешите, пока монах не
расчленил тело и не выбросил в реку Миссиссиппи, на съедение
аллигаторам, он их все время прикармливает, у него хобби такое.
Вера Николаевна (направляется в корридор и видит обезображенное тело
Вронского). Ах, я так и знала, его обезобразили до неузнаваемости.
Скотти, Скотти, ты всегда был скотиной, зачем ты позволил с собой это
сделать? (Рыдает).
Мозас. Вера Николаевна, Вам вредно нервничать, когда у Вас кончится менструация, тогда и извольте проливать слезы.
Эйнштейн. Да, Да, это я Вам, как физиолог подтверждаю, у Вас может
наступить обезвоживание организма и выкидыш, хотя выкидыш....ЭЭЭЭ..не
хочу восставать против природы и богохульствовать.
Мозас. А не хуевый женишок был, они бабло рубят не хилое, у этого
еблана наверное и состояние осталось.. Да, Вера Николаевна, жаль Вы не
успели выскочить за него замуж.
Вера Николаевна. Благодарю вас, замочили такого жениха, да как Вас всех после этого называть?
Эйнштейн (Вере Николаевне). Можете называть меня Абрам Альбертович Эйнштейн, так будет правильнее всего!
Монах (Вере Николаевне). А меня – Ли Бо Хуи Мин Ет, Ли бо Сан Теху Нику.
Обкуреннный негр. А со мной по-простому, можете называть меня просто – Кусок говна.
Эйнштейн. Кто там?
Женский голос. Это мы, девушки с «Мин-Нету».
Эйнштейн. А минет берете исправно?
Мозас. Экий Вы Абраша необразованный, да не берут они минет, они песни
поют про минетчиц всяких, это сейчас очень популярно.
Эйнштейн. А как у нас тут будет насчет минетов?
Мозас. А за это у нас теперь Вера Николаевна ответственная.
Эйнштейн. Ах, да, помню, помню, так сладко было, так она теперь у всей братвы сосет?
Мозас. Сосет, а куда ей теперь деваться? Заступника-то нет! Вам она
изменила, а Вронский был не заступнимк ей, Вы же видели, вон в
корридоре весь обосраный лежит, страдал бедняга, мучался, и кстати, я
полагаю, что он испытал настоящие любовные чувства, когда ему хребет
ломали.
Обкуренный негр. (Вере Николаевне, тихо). А я новую песенку знаю.
Вера Николаевна. Хорошая?
Обкуренный негр. Бесподобная! "Эх,да залупилась на хую шкурянка".
Вера Николаевна. Это забавно.
Обкуренный негр. Я вас выучу.
Входит Монах с гитарой.
Эйнштейн (Вере Николаевне). Позвольте, Вера Николаевна, попросить Вас
осчастливить нас! Спойте нам какой-нибудь романс или песенку! Я вас
давненько не слыхал, да, вероятно, и не услышу уж более, пойдете Вы уже
теперь своей дорогой, а я своей.
Мозас. Позвольте и мне повторить ту же просьбу!
Вера Николаевна. Извините, господа, я и не расположена сегодня, и не в голосе.
Обкуренный негр. Что-нибудь, что вам угодно!
Мозас. А вот попросим хорошенько, на коленки встанем.
Вера Николаевна. Я буду петь, господа, я буду петь, я хочу петь, я вся
такая непристойная и знойная, я станцую вам на столе без нижнего белья,
а потом решайте, что со мной делать!!!!
Обкуренный негр. Что будем петь, барышня?
Вера Николаевна. "Я институтка".
Обкуренный негр (подстраивая гитару). Вот третий голос надо! Ах, беда!
Какой тенор был Вронский, от своей глупости погиб. (Поют в два голоса.)
Не смотрите вы так сквозь прищур ваших глаз,
Джентльмены, бароны и леди.
Я за двадцать минут опьянеть не смогла
От бокала холодного бренди.
Припев:
Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я чёрная моль, я летучая мышь...
Вино и мужчины - моя атмосфера,
Приют эмигрантов - свободный Париж!
Все различным образом выражают восторг. Мозас, запустив руки в
штаны.
Мой отец в октябре убежать не сумел ,
Но для белых он сделал немало.
Срок пришёл, и суровое слово "расстрел!"
Прозвучал приговор трибунала.
Припев:
И вот я - проститутка, я фея из сквера,
Я чёрная моль, я летучая мышь...
Вино и мужчины - моя атмосфера,
Приют эмигрантов - свободный Париж!
Эйнштейн. Господа, а вот раньше, я такой хуйни от нее не слыхал, наверное стеснялась, всё ждала, когда дети вырастут.
Мозас. (Вере Николаевне). Велико наслаждение видеть вас, а еще больше наслаждения слушать вас.
Монах. Послушать да и умереть - вот оно что!
Входит Прасковья (проездом из Нью-Орлеана).
Прасковья. Ну, господа, ну кто же мне запердолит, я тоже дочь иммигранта и пьяной шлюхи.
Мозас. Не мешайтесь не в свое дело! Здесь сейчас будут ебать Веру
Николаевну, а если и после этого будут охотники, то Вас вниманием не
обойдут. А пока, пиздуйте отсюда нахуй..
Прасковья. Так поди сам! А уж я ноги отходила; я еще, может
быть, не евши с утра (Уходит.)
Мозас. (Эйнштейну). Оставим Монаха одного с Верой Николаевной.
ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
Вера Николаевна и Шаольньский Монах.
Монах. Очаровательница! (Страстно глядит на на Веру Николаевну.) Как я проклинал себя, когда Вы пели!
Вера Николаевна. За что?
Монах. Ведь я - не дерево; деревья это только объекты для моих занятий Карате, а моя душа, трепетна и нежна.
Вера Николаевна. И поэтому Вы так стеснительны со мной?
Монах. Конечно, я, и гораздо более виноват, чем вы думаете. Я должен
Вам признаться, давеча я сломал позвоночник Вашему любовнику Вронскому.
Вера Николаевна. За что же, скажите!
Монах. Он был очень неприятен мне и Вашему бывшему мужу Эйнштейну.
Вера Николаевна. Зачем же вы это сделали?
Монах. Ах, зачем! Конечно, малодушие. Надо было сломать ему нос и успокоится на этом.
Вера Николаевна. Да, надо правду сказать, Вы тут несколько переборщили.
Монах. Погодите, погодите винить меня! Я еще не совсем опошлился, не
совсем огрубел; благородные чувства еще шевелятся в душе моей. Только
несколько таких минут с Вами, да, несколько минут могут спасти мою душу.
Вера Николаевна (тихо). Говорите, чего же вы хотите?
Монах. Видеть вас, слушать вас, наслаждаться Вашим телом. Я завтра уезжаю в Париж.
Вера Николаевна (опустя голову). Завтра.
Монах. Я готов забыть весь мир и мечтать о Вас и ждать Вас.
Вера Николаевна (тихо). Как долго Вы согласны ждать меня?
Монах. Готов ждать до завтра, а потом валяться у Ваших ног и просить Вас об одном.
Вера Николаевна. О чем же?
Монах. Послушайте: мы едем всей компанией кататься на велосипедах к
реке Миссиссиппи, там прекрасный мост, поедемте с нами!
Вера Николаевна. Ах, а здесь?... Как же здесь? Неужто Вы прямо сейчас чего-нибудь не хотите?
Монах. Что такое "здесь"? Сюда сейчас придут: Прасковья из Нью Орлеана и разговор будет о соленых грибах.
Вера Николаевна. Но мы можем успеть закончить наш разговор.
Монах. Я согласен закончить наш разговор, мне тоже не терпиться.
Удаляются за портьеру, слышатся вздохи Веры Николаевны и скрип паркета.
Вера Николаевна. Ах, поднимите жалюзи, мне душно.
Монах. Милая, сейчас люди придут, а у Вас корсет развязался.
Вера Николаевна. Ну помогите же мне.
Монах. Да нет проблем (затягивает корсет)
Вера Николаевна. Когда же ехать на реку Миссиссиппи?
Монах. Сейчас.
Вера Николаевна. Сейчас?
Монах. Сейчас или никогда.
Вера Николаевна. Позвольте, но у меня нет велосипеда.
Монах. Мы поедем в Восточно-Европейский клуб и возьмем для Вас на прокат велосипед.
Вера Николаевна. Ну едем те, едем те же скорее.
Монах. Садитесь ко мне на багажник, только подберите платья.
Вера Николаевна. Как Вам угодно.
Шаольньский Монах и Вера Николаевна едут на велосипеде.
Монах. Ну, признаюсь, лучше и приятней нашей сегодняшней встречи и
вообразить трудно. Вы очаровательное создание! Повелительница моя!
Вера Николаевна. Вы - мой повелитель.
ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
Эйнштейн, Мозас, Обкуренный негр, Вера Николаевна, Ирина Мосеевна.
Мозас (Эйнштейну). Сколько лет, сколько зим, где пропадал, бродяга?
Эйнштейн. Господа, я предлагаю тост за моё возвращение из тюрьмы (Все
поднимают бокалы.) Господа, я так рад Вас всех снова видеть, Ваши
похвалы в мой адрес звучат торжественно и греют мне сердце...
Обкуренный негр. Как там братва себя чувствует?
Эйнштейн. Господа, А в тьрьме не штяк, Да-с, душ, постель, телевизор и
еда бесплатно. Я таких тюрем не видал еще! Братва всем привет
передовала, Мозасу отдельный привет от Дэна, у него 21 год за
вооруженный грабеж Ветеринарной клиники.
Мозас. Знаю Дэна давно, он был одним из лучших. (тихо Эйнштейну) а тебя как туда занесло?
Эйнштейн. Ночью повязали возле дома Вронского по подозрению в убийстве,
я в полной несознанке, Монаха не сдал, в зоне уважали.
Мозас (одобрительно). Браво, браво!
Обкуренный негр. Ну, хорошенького понемножку. Прощайте. Я пойду
пообедаю и сейчас же на сборный пункт, надеюсь, что велосипеды уже
готовы.
Входит Вера Николаевна со шляпкой в руках и Шаолиньский Монах.
Вера Николаевна (Ирине Мосеевне). Прощай, мама!
Ирина Мосеевна. Что ты Верочка? Куда ты?
Вера Николаевна. Мы едем кататься на велосипедах на реку Миссиссиппи.
Или тебе радоваться, мама, или ищи мои обглоданные косточки на дне реки.
Ирина Мосеевна. Бог с тобой? Что ты!
Вера Николаевна. Видно, от своей судьбы не уйдешь. Люблю я Эйнштейна, только он меня теперь не простит.
Ирина Мосеевна. Вот, наконец, до чего дошло: любишь этого мерзавца! Ах, Верочка!..